Овод - Страница 62

И Джемма упустила мгновение. Овод быстро поднялся, сел к столу и закрыл глаза рукой, кусая губы с такой силой, словно хотел прокусить их насквозь.

Потом он поднял голову и сказал уже спокойным голосом:

– Простите. Я, кажется, испугал вас.

Джемма протянула ему руки:

– Друг мой! Разве теперь вы не можете довериться мне? Скажите, что вас так мучит?

– Это мои личные невзгоды. Зачем тревожить ими других.

– Выслушайте меня, – сказала Джемма, взяв его дрожащие руки в свои. – Я не хотела касаться того, чего не вправе была касаться. Но вы сами, по своей доброй воле, стольким уже поделилась со мной. Так доверьте мне и то немногое, что осталось недосказанным, как доверили бы вашей сестре! Сохраните маску на лице, если так вам будет легче, но сбросьте её со своей души, пожалейте самого себя

Овод ещё ниже опустил голову.

– Вам придётся запастись терпением, – сказал он. – Из меня выйдет плохой брат. Но если бы вы только знали… Я чуть не лишился рассудка в последние дни. Будто снова пережил Южную Америку. Дьявол овладевает мной и… – Голос его дрогнул.

– Переложите же часть ваших страданий на мои плечи, – прошептала Джемма.

Он прижался лбом к её руке:

– Тяжка десница господня!

Часть третья

Глава I

Следующие пять недель Овод и Джемма прожили точно в каком-то вихре – столько было волнений и напряжённой работы. Не хватало ни времени, ни сил, чтобы подумать о своих личных делах. Оружие было благополучно переправлено контрабандным путём на территорию Папской области. Но оставалась невыполненной ещё более трудная и опасная задача: из тайных складов в горных пещерах и ущельях нужно было незаметно доставить его в местные центры, а оттуда развезти по деревням. Вся область кишела сыщиками. Доминикино, которому Овод поручил это дело, прислал во Флоренцию письмо, требуя либо помощи, либо отсрочки.

Овод настаивал, чтобы всё было кончено к середине июня, и Доминикино приходил в отчаяние. Перевозка тяжёлых грузов по плохим дорогам была задачей нелёгкой, тем более что необходимость сохранить все в тайне вызывала бесконечные проволочки.

...

«Я между Сциллой и Харибдой , – писал он. – Не смею торопиться из боязни, что меня выследят, и не могу затягивать доставку, так как надо поспеть к сроку. Пришлите мне дельного помощника, либо дайте знать венецианцам, что мы не будем готовы раньше первой недели июля.»

Овод понёс это письмо Джемме.

Она углубилась в чтение, а он уселся на полу и, нахмурив брови, стал поглаживать Пашта против шерсти.

– Дело плохо, – сказала Джемма. – Вряд ли вам удастся убедить венецианцев подождать три недели.

– Конечно, не удастся. Что за нелепая мысль! Доминикино не мешало бы понять это. Не венецианцы должны приспосабливаться к нам, а мы – к ним.

– Нельзя, однако, осуждать Доминикино: он, очевидно, старается изо всех сил, но не может сделать невозможное.

– Да, вина тут, конечно, не его. Вся беда в том, что там один человек, а не два. Один должен охранять склады, а другой – следить за перевозкой. Доминикино совершенно прав: ему необходим дельный помощник.

– Но кого же мы ему дадим? Из Флоренции нам некого послать.

– В таком случае я д-должен ехать сам.

Джемма откинулась на спинку стула и взглянула на Овода, сдвинув брови:

– Нет, это не годится. Это слишком рискованно.

– Придётся всё-таки рискнуть, если н-нет иного выхода.

– Так надо найти этот иной выход-вот и все. Вам самому ехать нельзя, об этом нечего и думать.

Овод упрямо сжал губы:

– Н-не понимаю, почему?

– Вы поймёте, если спокойно подумаете минутку. Со времени вашего возвращения прошло только пять недель. Полиция уже кое-что пронюхала о старике паломнике и теперь рыщет в поисках его следов. Я знаю, как хорошо вы умеете менять свою внешность, но вспомните, скольким вы попались на глаза и под видом Диэго, и под видом крестьянина. А вашей хромоты и шрама не скроешь.

– М-мало ли на свете хромых!

– Да, но в Романье не так уж много хромых со следом сабельного удара на щеке, с изуродованной левой рукой и с синими глазами при тёмных волосах.

– Глаза в счёт не идут: я могу изменить их цвет белладонной.

– А остальное?.. Нет, это невозможно! Отправиться туда сейчас при ваших приметах – это значит идти в ловушку. Вас немедленно схватят.

– Н-но кто-нибудь должен помочь Доминикино!

– Хороша будет помощь, если вы попадётесь в такую критическую минуту! Ваш арест равносилен провалу вашего дела.

Но Овода нелегко было убедить, и спор их затянулся надолго, не приведя ни к какому результату. Джемма только теперь начала понимать, каким неисчерпаемым запасом спокойного упорства обладает этот человек. Если бы речь шла о чем-нибудь менее важном, она, пожалуй, и сдалась бы. Но в этом вопросе нельзя было уступать: ради практической выгоды, какую могла принести поездка Овода, рисковать, по её мнению, не стоило. Она подозревала, что его намерение съездить к Доминикино вызвано не столько политической необходимостью, сколько болезненной страстью к риску. Ставить под угрозу свою жизнь, лезть без нужды в самые горячие места вошло у него в привычку. Он тянулся к опасности, как запойный к вину, и с этим надо было настойчиво, упорно бороться. Видя, что её доводы не могут сломить его упрямую решимость, Джемма пустила в ход свой последний аргумент.